Выговский Александр Эдвинович

ИСТОРИЯ ОТКРЫТИЯ УНИВЕРСАЛЬНОГО АЛГОРИТМА ЭВОЛЮЦИИ

Для описания обстоятельств, благодаря которым мне предоставилась возможность разобраться в конкретных механизмах формирования новых классов и даже типов живых существ, я вынужден сделать исторический экскурс в Институт зоологии Казахской Академии Наук в далёкий 1980-й год.


Ондатра

Моя научная карьера начиналась с должности младшего научного сотрудника Лаборатории млекопитающих Института зоологии АН Казахской ССР. При зарплате 127 рублей я испытывал острый дефицит денег. Легальным вариантом удвоения оклада, было получение лабораторией «хозяйственной темы» - заказа на выполнение платных услуг сторонней организации. Поэтому, я охотно согласился на руководство очередной «жирной» хозтемой. Заказчиком была довольно богатая коммерческая организация Казпотребсоюз. Эта структура располагала пунктами приёма сырья, фабриками, цехами и сетью торговых точек в каждом населённом пункте республики.

Суть проблемы заключалась в том, что в 1978 году Казпотребсоюз заготавливал по договорам со штатными охотниками 1 млн. 300 тыс. шкурок ондатры, из которых меховые фабрики шили шапки и шубки. А в 1979 году заготовлено было всего 33 тысячи!? Егеря и охотники утверждали, что ондатра исчезла. Нужно было выяснить причину снижения численности семиреченской популяции ондатры и разработать рекомендации по её восстановлению. Так я впервые стал начальником экспедиционного отряда, ощутил груз ответственности и вкус денег.


Объехав на экспедиционном УАЗе южное Прибалхашье, я собрал опросный материал среди егерей и охотников, провёл учёт зверьков в поймах рек Семиречья, собрал информацию по естественным врагам и эпизоотиям ондатры и просмотрел отчёты по зарегулированию стока реки Или на плотине Капчагайского водохранилища. И выяснил суть проблемы!

Численность ондатры осталась прежней, но изменились социально-экономические обстоятельства в Советском Союзе. К тому времени научно-технический прогресс, в лице завода УАЗ, обеспечил вездеходной техникой все уровни власти.

Внедорожники марки УАЗ-469 появились во всех силовых структурах, органах ЦК, МВД, КГБ, военкоматах, электросетях, совхозах, колхозах, ветеринарных службах и даже у меня. Дикие, ранее недоступные места стали проницаемы для любого начальства.

Охотоведы и егеря в охотхозяйствах стонали под прессом беспрерывных гостей, которым из-за прихотей моды, вдруг, понадобились ондатровые шапки, а то и шубки. Директору совхоза, начальнику милиции, военкому, майору КГБ, декану факультета и иже с ними, егерь был обязан ДАТЬ! В качестве обратной связи шла «административная благодать»: горючее, запчасти, грузовики, катера, лодки, моторы, трактора, дополнительные ставки, охотничье снаряжение и премии. Строились дороги и двигались стройматериалы. Ондатровыми шкурками устилались пути в престижные вузы, для деток персон способных «достать дефицит». На уровне высоких партийных боссов в ондатровых шапках обеспечивалось прикрытие егерьских правонарушений (например, систематического браконьерства). Через систему РОВД шла работорговля беспаспортными бродягами - «бичами», для выполнения чёрных работ и ловли ондатр в экстремальных условиях. В регионе сложилась криминальная сеть натуральной коррупции, которая касалась не только пушнины, но и всех пригодных к потреблению «даров природы». На первом месте по аппетитам стояли сотрудники КГБ и МВД, которые, в свою очередь, одаривали «нужных людей», в основном, функционеров высшего эшелона компартии.

В стране заработало множество надомных цехов по выделке шкурок и шитью шапок и шубок. Пиковым фактором «сокращения численности ондатры» стали появляющиеся из ниоткуда вездеходы ЗИЛ-131 с кунгами и военными номерами. Лица кавказской национальности, сидевшие в кабине рядом с армейским водителем, скупали шкурки на местах по рублю за штуку, а Казпотребсоюз предлагал всего 34 копейки.

 

Я написал подробный и объективный научный отчёт с таблицами, графиками и перечислением факторов «снижения численности». Ну, а с рекомендациями по «восстановлению численности» - испытал затруднения и попросил помощи у коллег. Поиск достойного ответа превратился в лабораторное ток-шоу. Я получил от коллег массу полезных советов, например, перестрелять всех партийцев и кэгэбэшников, отнять уазики и раздать ишаков партийному вип-персоналу. Самой оригинальной была признана идея физика Вячеслава Печерского, сводящаяся к тому, чтобы развезти по охотхозяйствам любвеобильных девушек из картотеки венерологического диспансера для волонтёрского обслуживания «слуг народа» в природоохранных целях…

После сдачи отчёта, ближе к новому 1981 году, меня вызвал директор института и порекомендовал срочно уехать в одиночную экспедицию в место, которого никто не знает. Я выписал командировочное удостоверение, получил аванс и ушёл на лыжах через два перевала на Иссык-Куль, в соседнюю республику.

По дороге собрал материал по зимнему поведению козерога и ирбиса в Северном Тянь-Шане. А по возвращению в институт меня ждала премия, тринадцатая зарплата и новая хозтема.


Волки

Согласно данным госстатистики, в 1980 году животноводство Казахстана потерпело колоссальный ущерб от ночных нападений хищников. За год более миллиона овец было съедено злобными волками и шакалами.

ЦК Компартии Казахстана забил тревогу и привлёк лучшие умы страны к обоснованию смертного приговора распоясавшимся хищникам.

Само собой разумеется, что наилучшим из лучших умов был признан мой. Хозтема была наделена чрезвычайными полномочиями, включая наём вертолётов и самолётов, вплоть до специалистов из института математики для учёта хищников и жертв.

Самолёты АН-2, внедорожники - УАЗы, ГАЗ-66 и прочее оборудование выдавались по первому свистку, во имя срочного выполнения задания Партии.

Задача была поставлена в чрезвычайно узких рамках: выяснить очаги наибольшей встречаемости волков, картировать, разработать рекомендации по их истреблению и прикинуть дифференцированный размер премии за убиенных самца, самку и волчонка.

С шакалами требования были аналогичны, но премии должны быть меньше. И всё это на территории от Каспия до Иртыша и от Алма-Аты до Уральска.

Ухмылкам моих коллег не было предела, ибо от волков изначально сильно пахло ондатрой. Самые закоренелые завистники прогнозировали продолжение моих исследований на Колыме, в секторе научного поиска эффективных методов лесоповала. Дальнейшие события подтвердили, что мои коллеги были недалеки от истины. Следует отметить, что в предыдущие годы я собирал материалы по поведению волка в Заилийском Алатау, а также по шакалу в среднем течении Сыр-Дарьи. У меня уже имелись представления о местах обитания, повадках и рационе хищников. При расследовании «Дела волков» пришлось объездить весь Казахстан на автомобиле УАЗ-469, налетать 186 часов на самолёте и пройти пешком около 700 км по непроезжим местам Семиречья и Двуречья. Больше всего было сайгаков, а волков мы не видели вовсе.

Методика сбора опросной информации проистекала из обоснованного предположения, что чабаны всегда врут о себе, но о соседях говорят правду, опасаясь, что те, по недомыслию, дадут достоверные сведенья. Поэтому, если взять три юрты со стадами, расположенными в одном ущелье, то информация о двух соседях заслуживала внимания, а информация о себе подвергалась сомнению. Таким перекрёстным образом мне удалось выяснить близкое к реальности положение дел.

Оказалось, что регулярно, к каждому чабану, приезжает «баскарма» с гостями, а в их числе - главный ветеринар с уже подписанными актами на списание зарезанных волками баранов. А в обязанности чабана входит оказание щедрого восточного гостеприимства с бешбармаком, водкой и раздачей свежего мяса.

Кроме того, используя старые и надёжные методики, я собрал в специальные мешочки более трёх тысяч образцов волчьих экскрементов, а лаборанты, при камеральной обработке полевых материалов, промывали их через сито и добывали твёрдые фракции, происхождение которых определяли специалисты.

Таблицы рациона волков и шакалов легли в основу отчёта. Объективная картина свидетельствовала о том, что хищники преимущественно питаются грызунами, павшими копытными и, в редких случаях, атакуют заблудившихся в зарослях овец. Как правило, забывание части стада на ночь случается, если чабан в подпитии или стадо пасут дети. Собаки на стационарных стоянках всегда чуют приближение кого бы то ни было, будь то лошадь, человек, автомобиль или склонный к суициду волк и предупреждают вооружённых чабанов лаем.

Ключ проблемы таился в том, что на съездах и семинарах животноводов произошло распространение важного социального изобретения. Это были новые узаконенные типографские бланки актов по списанию овец, зарезанных волками. Столь блестящее совместное открытие казахских учёных и партийного руководства нашло применение в самых дальних уголках республики и за её пределами. Реальными потребителями списанной баранины были уже знакомые нам слуги народа в ондатровых шапках.

Судя по шестизначному числу списанных животных, аппетит у них был отменный. Кроме того, азиатский этнос склонен к организации празднеств по любому поводу, в которых участвуют сотни человек, способных съесть огромное количество мяса. Поэтому, «волки и шакалы» сносили не только овец, но и лошадей, быков и верблюдов.

На этот раз мой отчёт прошёл не так гладко. Учитывая предыдущий опыт, «меня уже ждали» и свалить в горы не удалось. Представитель Заказчика норовил обвинить меня в уклонении от сути «план-задания» и нецелевом использовании «золота партии». Занявшего объективную позицию директора института вызвали на срочное партсобрание Академии Наук и предложили «положить партбилет». Но тут произошёл казус - выяснилось, что он беспартийный, что вызвало истерику у недосмотревших парторгов и совершивших невероятное упущение функционеров из ЦК. Директора Института зоологии и вице-президента АН Казахстана Евгения Васильевича Гвоздева спасла от увольнения старая дружба с семьёй председателя ЦК компартии Каз. ССР Д. А. Кунаева. Выше в республике никого не было.

Меня приказали изгнать с позором за «заведомо ложные измышления» в научном отчёте. Я написал заявление об увольнении из Лаборатории млекопитающих и… второе заявление на приём на ту же должность в Лаборатории палеонтологии. Здесь мне пришлось заняться выяснением эволюционных механизмов появления новых систематических групп не на уровне дарвиновского видообразования, а на уровне классов и типов. Тема, как бы, не имела никакого отношения ни к ондатровым шубкам, ни к волчьим зубкам, ни к кураторам в красных шапочках. Но, как выяснилось впоследствии, в насквозь прогнившем и лживом мире, опасность кроется в самом приближении к истине в любой области исследований.


Тиранозавр

Опасности на палеонтологической тропе начались с первого дня работы. Заведующая лабораторией палеонтологии, казахскую фамилию которой я, к своему стыду, забыл, поручила мне первое, холодящее душу, научное задание: снять голову у скелета тиранозавра в палеонтологическом зале центрального здания Академии Наук и спустить её на пол с пятиметровой высоты. В помощь мне были выданы бухта верёвки и три студента.

Мы приехали в центр Алма-Аты и, первым делом, отправились в пивной бар с целью взбодриться и набраться смелости перед встречей с хищным ящером. И тут нам повезло. Мы стали свидетелями исторического момента, знаменующего собой радикальный перелом в политике партии, во спасение страны от протухающего застоя.

У входа в пивнушку стоял передвижной вытрезвитель и два милицейских уазика. Наряд милиции под руководством агента в штатском, загружал в автозак утренних посетителей пивного бара, в рабочее время оказавшихся не в том месте. Мы опоздали минут на 15, а то бы нам, наверняка, предоставилась возможность собрать в КПЗ ценные научные сведения о проекте главы КГБ товарища Андропова по борьбе с разгильдяйством и тунеядством. Это была первая опасность, которой нам удалось избежать на палеонтологической тропе, по причине неторопливости общественного транспорта и отсутствия служебного рвения.

Пиво в опустевшем баре было отличным, а тётя-бармен - эталонной.

Тиранозавр оказался ужасно неудобным в обслуживании клиентом, и мы уронили череп с пятиметровой высоты на узорчатый мозаичный пол.

Если бы внизу в этот момент оказался любознательный «топтун», череп мог и уцелеть. Но в то время КГБ следил за мной спустя рукава и, поэтому, динозавру не повезло. Из-за этого досадного упущения спецслужб, череп разлетелся на 214 фрагментов, которые потом целый год склеивал похожий на реликвию хромой дедушка-реставратор. Кажется, он скоро умер, надышавшись испарений полиэфирной смолы, и стал последней жертвой ужасного ящера. В живых остались не все. И я понял, что это ЗНАК. Так и вышло.


Палеонтологическая тропа

Я с удовольствием погрузился в литературу, предоставившую возможность поупражняться в расширении сознания до масштабов осмысления геологически значимых временных отрезков.

На фоне стомиллионолетних периодов времени, история человечества и жизнь единичной особи представляли собой мгновения в потоке глобальных событий. Оперируя этими сведениями, легко избавиться от чувства собственной важности и осознать масштабы замысла Первопрограммиста. Ещё легче минимизировать антропоцентрическое самомнение и представления о значимости человеческой цивилизации до бесконечно малых величин. Геологу и палеонтологу нужно уметь читать рельеф и понимать язык минералов, что позволяет представить динамику формирования земной коры, видеть панораму климатических изменений и ритмы оледенений; понимать особенности древних отложений и разбираться в подвохах методов радиоуглеродного и спорово-пыльцевого анализа. Я учился умозрительно проникать в события пятисотмиллионолетней давности. Эволюционисту необходимо знать палеосистематику, эволюционную морфологию, основы биохимии и генетики. В наибольшей степени меня вдохновлял закон Геккеля, доказывающий, что мой организм в ходе эмбриогенеза успел побывать в роли амёбы, гидры, планарии, рыбы, амфибии, рептилии и примата. В общем, я уверовал, что палеонтологические сведения изначально во мне записаны на молекулярном уровне. Нужно лишь вспомнить древние программы и адаптировать молекулярную память в знакомые мне мыслеформы, акустические коды и графические символы. Но мне, в то время, не хватало общебиологической и геологической образованности.

В богатой частной библиотеке заведующего кафедрой генетики, профессора Суворова Николая Ивановича, предоставившего мне возможность безвозмездно жить в его четырёхкомнатной квартире и работать с литературой, я ознакомился с трудами Бэра, Геккеля, Северцова, Обручева, Дарвина, Вернадского, Вавилова, Дубинина, Страхова, Вилли, Красилова и многих других. Пришлось проштудировать ряд учебников, наиболее трудоёмким из которых был учебник Ленинджера БИОХИМИЯ. Следовало разобраться в биохимических механизмах, позволяющих «пионерам» осваивать ранее невиданные экологические ниши, по ходу глобальных изменений климата и рельефа земной коры. Притом, меня не интересовали виды, происхождение которых изящно описал Дарвин. Меня интересовали куда более крупные таксоны, образовавшиеся при переходе из привычной среды обитания в чуждые необитаемые миры. Мои теоретические измышления на почве полученных из специальной литературы сведений привели к выявлению общего принципа - эволюционного алгоритма, касающегося всех живых существ от амёбы до человека.

Суть его сводится к тому, что аккордные генетические события - метаморфозы возникают в экстремальных условиях под кнутом репрессивных факторов на грани гибели множества организмов.




                                                                                 

 

ЧАСТЬ 2